ПАЛЛАДИАНСКОЕ ФРАНКМАСОНСТВО (PALLADIAN FREEMASONRY)

Некий Лео Таксиль, иначе — Габриель Жоган Паже (Gabriel Jogand Pagee),
вплоть до 1885 года был известен как автор серии порнографических
романов и как антиклерикал и распространитель скандальных историй о
служителях церкви, особенно высшего духовенства. В свое время он стал
масоном, но затем был изгнан из Ордена. К вышеуказанной дате печатавшее
его произведения издательство, как кажется, потерпело финансовый крах,
и Лео Таксиль притворился, что осознал всю гнусность своих литературных
подвигов, о чем и поспешил объявить во всеуслышание, объяснив свое
преображение вмешательством Жанны д'Арк. Он естественно затаил злобу
против масонов, никак не желая прощать им своего изгнания. Через год
или около того, движимый желанием отомстить, он выпустил первый том
своих дутых откровений под названием «Братство Трех Пунктов». Этот
якобы бывший атеист никогда не переступал за степень Ученика и не знал
поэтому почти ничего, помимо общеизвестных знаний, сдобренных, правда,
неуемной способностью разнузданного воображения. Публикация не возымела
ожидаемого эффекта, пройдя незамеченной. То же случилось с «Культом
Великого Зодчего», появившимся короткое время спустя и бывшим
фактически несанкционированным изложением «Масонского справочника» с
небольшими изменениями и дополнениями. О Лео Таксиле говорили: il a
fini de manger du cure; il mange aujo-urd'hui du franc-magon (Он уже
пожрал кюре, и сегодня принялся за франкмасона), однако ясно, что, если
такой человек хочет продолжать зарабатывать себе на жизнь письмом, ему
необходимо все время снабжать своего читателя новыми, более
привлекательными подробностями.
Адопционное масонство. Однажды, когда момент тому благоприятствовал,
ему в голову пришла идея поэксплуатировать историю так называемого
адопционного масонства и тем самым взвинтить интерес читающей публики,
особенно жен франкмасонов, сообщив, что наряду с обычными ложами
существуют и особые ложи для женщин. Он знал, что, наделив их самыми
фантастическими чертами, он все равно будет казаться правдоподобным.
Щедрой рукой он распределил воображаемые организации по всей стране,
придумав имена для каждой из них и псевдонимы наиболее выдающихся
членов. Трюк удался, и он продолжил свои начинания. В 1886 году
появились «Les Soeurs Magonnes» (Масонские Сестры) с вымышленными
ритуалами женского франкмасонства и списком исторических степеней,
описанных очень невнятно и представленных как нечто замещающее
масонство, открытое доступу обоих полов. В 1891 году вышел репринт этой
книги, называвшийся «Y a-t-il des Femmes dans la Franc-Magonnerie»
(Существуют ли во франкмасонстве женщины).
Сатанинский спиритизм (Lu-ceferian Spiritism). Среди нескольких
добавочных разделов, книга содержала основные положения главного
изобретения Таксиля — палладианского масонства, называвшегося еще
сатанинским спиритизмом, сверхъестественная ма-шинерия которого могла
быть позаимствована от некоего неизвестного общества для пропаганды
ведьмовских оргий, ничего, конечно же, общего с масонством не имеющего.
Происхождение измышленных ритуалов можно достаточно точно проследить.
Известен некий в большей степени банальный, чем внушающий отрицательные
чувства, L'Ordre du Palladium, который я уже рассматривал. Главной
задачей порнографа было создать для ритуалов последнего привлекательный
образ, с каковыми целями появился на свет новый загадочный орден,
готовое детище воображения Лео Таксиля, слухи о котором за короткое
время облетели всю Европу. По версии изобретателя, орден был посвящен
служению Сатане и имел соответствующие практики. Во главе его был
Альберт Пайк.
Поклонение Люциферу. Созданное учреждение преследовало единственную
цель, о которой уже было сказано. Следующим шагом этой авантюры
предполагалось — как я заключаю — вступить в сотрудничество с еще одним
автором, фигура которого даже более туманна, чем фигура зачинателя, с
целью написания памфлета в защиту откровений последнего, под названием
«Существуют ли ложи для женщин?». Сочинение предварялось поддельным
поучением Альберта Пайка, посвященным поклонению Люциферу как истинному
Богу, отклонениям в сексуальных отношениях
и другим гнусностям. Тогда же Лео Таксиль познакомился с доктором Анри
Батаем (Henri Bataille), он же доктор Писака, совместно с которым начал
в еженедельных выпусках — число которых дошло до 250 — публиковать
произведение, озаглавленное «Le Diable au Dix-Neuvieme Siecle» (Дьявол
девятнадцатого столетия), расходившееся достаточно хорошо. В них
говорилось: (1) что за всемирным масонством в том виде, в котором оно
распространено по всем четырем странам света, кроется другое, тайное
масонство, которое управляет внешними учреждениями, (2) что Верховная
Догматическая Директория располагается в Чарльстоне, Пайк же является
ее главой и носит титул Суверенного Понтифика Всемирного Масонства, (3)
что это масонство исповедует культ Люцифера, являющегося во время
масонских обрядов, (4) что как религиозно оно антихристианское, так
политически оно революционно, (5) что в нем находят широкое применение
оккультные и магические установления, результаты которых — удивительно
феноменальны, (6) что оно посвящает женщин на равных правах с мужчинами
и процедура принятия женщин аналогична процедуре принятия мужчин.
Центральная Директория (A Central Directory). Эти основные положения
могут быть дополнены из другого источника — итальянского экс-масона, о
котором мы еще поговорим подробнее. (1) Идея централизации масонства
высших степеней независимо от Таксиля пришла в голову итальянскому
патриоту Маццини (Mazzini), сотрудничавшему с Пайком. Плодом этого
тайного партнерства стал Верховный обряд, акт о создании которого был
подписан американским Гроссмейстером и итальянским освободителем 20
сентября 1870 года, то есть в тот самый день, когда итальянские войска
вошли в вечный город. (2) Маццини взял на себя роль исполнительного
главы в Риме и принял титул Суверенного Главы по политическим вопросам
(Sovereign Chief of Political Action). (3) Впоследствии появились
другие Центральные Великие директории — наряду с директориями в Риме и
Чарльстоне — в Монтевидео для Южной Америки, в Неаполе для Европы,
по-видимому вне Италии, в Калькутте для Восточных областей и в
Порт-Луисе, Маврикий, для Африки. (4) Суверенная Всемирная
Административная Директория после смерти Маццини была перенесена в
Берлин. (5) Последнего сменил на его посту Адриано Лем-ми. (б) Когда
Понтифик Сатанинского (Luciferian) франкмасонства Альберт Пайк также
скончался, его полномочия взял на себя Альберт Джордж Маккей, вскоре
доказавший свою некомпетентность и передавший эстафету Лемми. (7) Ни
один масон высших степеней или какой-нибудь другой, даже Суверенный
Великий Генерал-Инспектор, не имел права членства в оккультном ордене,
и те, кто все же принимался туда, хранили молчание с момента
вступления.
Палладианские ложи. Со всеми своими рассказами о сатанизме и явлении
самого врага человечества на собраниях лож палладианского
франкмасонства, со всеми причудами псевдоистории о сверхъестественном в
XIX веке, «Дьявол девятнадцатого столетия» остается наиболее любопытным
из всей плеяды себе подобных изданий, хотя интерес к нему, конечно,
теперь уже стал чисто историческим. Так или иначе, он существовал и был
позже заменен ежемесячным ревю, получившим также большую известность и
широкий круг читателей.
Диана Воган (Diana Vaughan). Дело было на вершине успеха. Стали
появляться и другие труды о женском франкмасонстве, такие как,
например, «Признания» До-менико Мариотты, члена, как он сам о себе
говорил, Ордена Палладия. Но, прямо или косвенно, эти работы были
плодами Лео Таксиля. Его «творением» была и Диана Воган, богатая,
красивейшая и обладавшая завидно высоким положением Палладианская
Гроссмей-стерша, первое упоминание о которой есть в повествовании
Батая, давшем толчок возбуждению всеобщего интереса к ее персоне, — она
стала главным центром притяжения во всей палладианской афере, что во
многом послужило общему замыслу Таксиля. Если бы не Диана Воган, не
думаю, что литература люциферианского франкмасонства даже на короткое
время завладела бы умами читателей Западной Европы. В этом смысле
создание такого образа можно назвать работой гения, но гения
величайшего из надувательств. История была
подготовлена такая: когда понтификат переместился из Чарльстона в Рим,
движение пал-ладистов раскололось на две части. Диана Воган решилась на
создание собственного объединения, которое должно было собрать под
своими знаменами разрозненные группы антилеммистов. Организация
получила название Свободный Возрожденный Палладий (Free and Regenated
Palladium), или Люци-ферианский Орден ее собственного имени. Следуя
своей цели, она предприняла путешествие из Парижа в Нью-Йорк, где под
ее руководством начались публикации ежемесячника. Публикаций вышло три,
и все они безусловно были плодом трудов заговорщиков и ярким примером
их неуемной активности.
Палладианское обращение. Таким образом была подготовлена почва для
великого события, а именно: обращения палладианской леди в христианскую
католическую веру, о котором было объявлено Таксилем в «La Revue
Men-suelle» (Ежемесячном обозрении), очередном печатном органе,
созданном заговорщиками. Сказать, что верующая Франция ликовала, —
значило бы не сказать почти ничего. Этот день стал настоящим триумфом
заговора. В католической прессе не прозвучало ни одного голоса против.
Мало того, сам папа оказал Таксилю честь аудиенции, кардинал Парокки
(Parocchi), кардинал-викарий Рима, превозносил его за разоблачение
«низости анд-рогинного масонства». Монсеньор Мерен (Meurin) адресовал
франкмасонам колоссальный обвинительный акт, основанный на документах
Адольфа Рику (Ricoux), епископ Гренобля также льстиво
засвидетельствовал важность этих отвратительных измышлений; «La Revue
Catholique» (Католическое обозрение) Кутанса (Coutances) безрассудно
встало на сторону заговорщиков. Мариотта получил папское благословение
и похвалы епископов. Остается нерассказанной лишь та часть истории,
которая повествует о скором конце всего предприятия.
Доктор Батай. Самым главным событием заговора стало обращение его
героини, главной же его работой, несмотря на смехотворность всех ее
измышлений, стал «Дьявол девятнадцатого столетия», который был
представлен как мемуары католического агента, проникшего в масонство
высших степеней и сеть его главных представительств во всех крупных
странах мира с целью поведать миру о том, что скрывается за их
деятельностью. Последующие приключения автора «Дьявола» не менее
показательны, чем его опусы, особенно раскол, произошедший в рядах
заговорщиков. Из лондонской прессы того периода известно, что тогда в
Париже поселился некий английский господин, интересовавшийся фактами и
просто заявлениями против масонства, и с целью разузнать что-нибудь
новенькое однажды нанес визит доктору Писаке, он же доктор Батай.
Встречен он был весьма любезно. Господину стало известно, что Батай
покончил с заговором, женился и приобрел частную медицинскую практику и
шикарные апартаменты. Он коротко рассказал, что в бытность свою еще
холостяком и работая в «Petit Journal», он неожиданно получил
приглашение совместно с несколькими другими журналистами принять
участие в издании «Дьявола девятнадцатого столетия», за что ему,
кстати, посулили недурное вознаграждение. Его участие, однако,
ограничилось лишь небольшой частью первого тома. «Когда же он
обнаружил, что это выходит за рамки невинной шутки и над изданием
ведутся серьезные работы, затрагивающие многие вопросы частного
характера, он немедленно ушел». В то же время, из чувства
профессионального долга, он не захотел распространяться по поводу
работавших с ним коллег, но «видит Бог, он с превеликим удовольствием
взирал на финансовый успех публикации и наслаждался легковерием
граждан». Далее он заявил, что был всегда и остается материалистом и не
верит ни во что сверхъестественное. «Его позиция в этом отношении была
так тверда, что он даже отказался стать членом „Общества физических
наук", ибо эта организация допускала существование сверхъестественного
».
Конгресс в Тренто. Это дискредитирующее заговорщиков интервью,
опубликованное в одной из английских газет, могло и не достигнуть
штаб-квартиры самого заговора. Как бы то ни было, несколько недель
спустя антимасонский конгресс в Тренто усомнился в существовании Дианы
Воган и пожелал выяснить личность доктора
Батая. Католическая газета «L'Univers», издававшаяся Эженом Тавернье
(Tavernier), затребовала информацию, которую и не преминул предоставить
не кто иной, как сам же доктор, движимый желанием предотвратить
дальнейшие заблуждения этого периодического издания на счет «Дьявола» и
Дианы Воган, «наболевших вопросов» — в его пояснении — «для нескольких
тысяч болванов».
Насмешки Батая. Для начала, в подтверждение уже им высказанному, он
заявил, что действительно взял на себя незначительную часть работ над
первым томом. Далее, он заверил читателей в том, что авантюра с
выдумкой Дианы Воган с самого начала пришлась ему не по вкусу. Позже в
своем письме в «La Verite» (Истина), он отрицал авторство статей,
напечатанных в «Ежемесячном обозрении» под его псевдонимом. Он
подчеркивал свое безразличное отношение к мнениям, которые могли или не
могли иметь о нем католики. За этими признаниями последовали и другие,
исполненные язвительного высокомерия, адресованные Тавернье и «La Libre
Parole» (Свободное Слово), в одном из которых он потребовал рекламы для
своего недавно открытого ресторана — в качестве компенсации за
несправедливую критику в его сторону. Его медицинская специальность,
как он объявил, не обеспечивает его достаточными средствами, вследствие
чего он должен еще каким-то способом заботиться о собственном
благосостоянии. Прежде же чем стать корабельным доктором, он работал
клоуном.
Ошеломленный аббат. Но если доктор Батай считал своих читателей
«болванами», готовыми для любого с его стороны надувательства, то по
отношению к тем, кто попытался адресовать ему свои послания, у него
попросту недостало слов для насмешек. Среди таких был один аббат. В то
время как Батай умывал руки, пытаясь откреститься от участия в деле
Дианы, священник написал ему о том, как он ошеломлен и потрясен, на что
веселый физик передал это послание Гастону Мери (Мёгу), издателю
«Свободного Слова», приложив к нему следующее указание: «Прочтите это,
задумайтесь над тем, что написано, и ответьте: не это ли один из тех
моментов, когда шутник от литературы испытывает величайшее наслаждение,
изысканнейшее из удовольствий, которое более чем компенсирует его
усталость от трудов и забот? Что после этого вы станете думать о своей
стране? А прошло уже три года по крайней мере, как я перестал быть
причастен к делу и не переступаю порог издательств, — и за все это
время я даже краем глаза не взглянул на вторую часть „Дьявола", а Диана
Воган для меня — всего лишь пустой звук. И после этого именно мне пишет
этот человек о том, как сильно он ошеломлен».
Мемуары Дианы. Не стоит и говорить, что заявление Писаки о сроке его
разрыва с малоизвестным издательством «Дельом и Бриге» ложно, ибо в
октябре 1894 года он руководил клиникой «Сен-Сюль-пис», находящейся,
по-видимому, на заднем дворе упомянутого издательства, и реклама, этой
клиники была помещена на обложке «Memoires d'une Ex-Palladiste»
(Мемуаров одной экс-палладист-ки), то есть Дианы Воган, появившихся в
самый разгар ажиотажа. Заканчивая историю разоблачений доктора,
необходимо отметить, что некоторое время спустя у него взял еще одно
интервью Виллярмиш (Villarmich), сотрудник «Свободного Слова», которого
тот принял в роскошных апартаментах, располагавшихся прямо над его
рестораном на бульваре Монмартр, где, по прихоти их владельца, все
оконные стекла имели витражные изображения головы Люцифера. С чарующей
простотой и естественностью доктор пояснил, что после появления папской
энциклики «Ни-manum Genus» (Человеческий род) он почувствовал, что
настало время подзаработать на «всем известной доверчивости и мало кому
известном идиотизме католиков». Нужен был Жюль Верн, и он стал этим
Жюль Верном. Результат — появление «Дьявола девятнадцатого столетия».
Перечисляя наиболее абсурдные из своих историй, он утверждал, что его
поделыци-ки смеялись над ними до слез. Однако они опасались, что он
может зайти слишком далеко и все испортить. Но он убедил их, что все
пройдет нормально. Так и случилось. «Одним словом, это было самое
бессовестное из всех надувательств, о которых когда-либо знало
человечество, и оно удалось на славу».
Он сжег все мосты, потому что устал от своих коллег: «il n'y a pas des
gens plus embetants que ces gens-la» (Еще не было людей более скучных,
чем они). Так или иначе, он «обстряпал дело», после чего его щедрое
перо послужило изданию под названием «L'lllustration», затем он занялся
фотографией и в конце концов приобрел ресторан, который ко времени,
когда происходило интервью, процветал.
Почетная католичка. Что до Дианы Воган, она была произведением
исключительно Лео Такси-ля. «Он неизменно говорил мне, что он ее
почетный агент» — так же и сам Писака называл себя «почетным
католиком». То, что говорилось в интервью, конечно же, не выдерживает
проверки. Если бы именно у Писаки родилась идея мистификации и он
поведал ее Таксилю, последний не стал бы его обманывать относительно
аферы с Дианой. Но и весь замысел также не родился описанным Ба-таем
образом: энциклика «Ни-manum Genus» появилась в 1886 году, идея же
поэксплуатировать чувства католиков не приносила плода до 1892 года — в
том, что касается самого Батая по крайней мере. В промежуток между
этими двумя датами всем занимался Таксиль.
Куплен масонами. Казалось бы, по заговору от имени его резко
изменившего положение предполагаемого зачинщика был нанесен смертельный
удар. Однако один выход из создавшейся ситуации все же был: распустить
слух, что Батай куплен франкмасонами. На что этот всегда готовый
продаться человек ответил: «Если бы я признался своим читателям, что
морочил им головы, они не поверили бы мне, и можно предположить, что
они вняли Лео Таксилю, когда он придумал вышеуказанное объяснение». В
этом не усомнились ни епископ Гренобля, ни каноник Мюстель (Mustel),
даже когда Батай с необычным даже для него бесстыдством заявил, что
последний приложил руку к созданию «Дьявола». Доверчивость одного из
редакторов «Католического обозрения» Кутанса была настолько
безгранична, что искренность его могла быть спасена лишь за счет его
ума, или наоборот — та горячность, с которой он защищал прежнюю версию,
могла вызвать подозрения в его действительной причастности к заговору,
но так как в честности его сомневаться не приходится, не приходится
сомневаться и в его глупости.
Адриано Лемми (Adriano Lemmi). Плох тот заговор, который не сможет
оправиться от одной неудачи. Отступничество Батая было воспринято с
благодушной скорбью, отзывы заговорщиков о предателе были сдержанны.
Поступку Батая нашли извиняющие обстоятельства: он пал перед коварным
врагом, жаль, а ведь когда-то это был истинный католик — теперь он,
видимо, сошел с ума, несмотря на то, что ему удалось за счет него
собрать недурной урожай. Но Лео Таксиля ждала еще одна неприятность —
еще один раскол, не менее грязный в своих подробностях и
характеризовавшийся резкими выпадами с обеих сторон. Терпение основной
массы заговорщиков иссякло, кроме того, они чувствовали, что у них
осталось не так много времени. Первый результат разоблачения Батая
появился 27 июня 1896 года в Англии. Несколько дней спустя после него
«Ежемесячное обозрение» было вынуждено напечатать материалы о неких
непотребствах со стороны еще одного человека, правда, лишь на вторых
ролях участвовавшего в написании «Дьявола». Я говорю о Доменико
Марги-отте, итальянском экс-масоне, чьи «признания» мы уже
рассматривали выше. Его желание разоблачения видимо зрело довольно
продолжительное время. Первая его книга была озаглавлена «Адриано
Лемми» и была, по терминологии малых издательских домов Парижа,
fortement documente (Очень «документальна», то есть похожа на
документ). Она явилась важным источником сведений о пал-ладизме, и
именно в этом плане к ней многие обращались.
Лжедиана. Далее им была написана еще одна книга о палла-дизме, как о
культе Сатаны-Люцифера, правда уже не бывшая никаким documente, так как
из нее следовало, что Мариотта уже был отлучен от прежних источников
своей информации. «Ежемесячное ревю» никак не отреагировало на выход
этой книги в печать, но до того, как причина этого молчания открылась,
прошло еще целых двенадцать месяцев. Из десятого номера «Мемуаров
экс-пал -ладистки» следует, что Доменико Маргиотта затеял скандал, суть
которого
сводилась к следующим словам: «Диана Воган, с которой я встречался в
1889 году в Неаполе, была и осталась палладисткой... История с ее
обращением есть чистая мистификация для привлечения внимания католиков.
Автор „Мемуаров", „Евхаристической Новены" и т. д. — Лжедиана, и я
бросаю ей вызов, пусть выйдет из своего укрытия. Те, кто используют ее
имя, могут создать лишь образ авантюристки, которую легко уличить во
лжи. Что же касается настоящей Дианы Воган, то комедия, разыгравшаяся
перед нами от ее имени, нисколько ей не известна. Она может лишь
посмеяться над тем, что происходит. Она по-прежнему поклоняется
дьяволу, она примирилась с Лемми».
Вмешательство Дианы. Сантименты мифической Дианы по поводу этих нападок
в ее адрес приняли форму многостраничных набожных излияний и праведного
возмущения. Новоиспеченная христианка изобрела ловкий ход: с
подкупающей простотой она представила на всеобщее обозрение мотивы,
побудившие Мариотту сделать эти неблаговидные заявления. Некоторое
время спустя после выхода в свет «Адриано Лемми» она посетила Неаполь.
В то время в Калабрии случилось землетрясение: «Я получила от Мариотты
письмо, в котором сообщалось о том, что в Пальми полностью разрушено
его родовое поместье. Он просил меня помочь деньгами для его
восстановления. Речь шла о „пустяке" в сто тысяч франков. Я сделала
запрос и выяснила, что поместье в действительности не что иное, как
маленький домик, служивший аптекой, не получивший к тому же никаких
серьезных повреждений. Одним словом, я нашла крайне неразумным ссужать
его требуемой суммой и, как могла, дала ему это понять. На этом наши
отношения прекратились». Месяц спустя «Ежемесячное ревю» напечатало это
оправдание Дианы с приложенным к нему комментарием Лео Таксиля,
объяснявшим, почему их печатный орган так долго хранил молчание о
событиях в Италии и детально описал произошедшее. Далее имела место еще
одна публикация в форме памфлета с разнообразными дополнительными
фактами. В нем говорилось, что Мариотта готов отказаться от своей
версии о двух Дианах, и на-мекалось, что их взаимное знакомство было
более близким, чем он указывал. И на самом деле ему приписывалось
следующее высказывание: «Что вы хотите? Так обычно и бывает — но все
масоны высших степеней, и я в том числе, знают очень хорошо, что она —
это une hysterique insatiable (Ненасытная истеричка)».
Окончательное признание. Все это представляет несомненный интерес в
связи с тем, что случилось далее. Два месяца обвинитель хранил
молчание, после чего сделал окончательное признание, отослав его в
лионскую «La France Libre» (Свободную Францию). Он писал, что,
насколько ему известно, откровения Воган — чистейшей воды
мошенничество. «Несмотря на кажущуюся двойственность, Таксиль и я —
одно лицо — говорящий, думающий и пишущий за нее изобретатель Дианы
Воган. С этим человеком меня связывал жестокий договор, налагавший на
меня обязательства принимать без обсуждения материалы, факты и
документы, которые мне надлежало воплощать в моей работе» — речь видимо
идет об «Адриано Лемми». «Именно это заставило меня описать
лжеобращение Дианы Воган, утверждать, что я собственными глазами видел
эту прекрасную душу, устремившуюся навстречу Богу. На деле же я никогда
не знал и не видел ее в лицо, будучи с ней знаком лишь со слов
Таксиля». Так со сцены сошел еще один «свидетель», со всеми его
хартиями и масонскими дипломами.
Лео Таксиль. Невозможно описать словами, как сильно было отвращение и
неприязнь Таксиля к своему бывшему коллеге. Когда Батай, по своим
личным соображениям, объявил, что прекращает какое бы то ни было
участие в заговоре, он привел причины менее эпатирующие и более
скромные, по крайней мере пощадив своих товарищей. Мариотта же предстал
в очень жалком виде. Он совершенно очевидно был не на шутку озлоблен на
бывших приятелей: они были лжецами, он же всегда оставался человеком
чести и в конце концов превратился в их главную жертву, он был слугой,
которому платили и у которого не было выбора. Действительно, он изливал
на своих хозяев тот яд, который изливает слуга, потерявший место, или
же младший компаньон, не имевший возможности
получать равную долю от предприятия. Для новой лжи, как мы видим, ему
не потребовалось ничего сверхособенного — он просто заврался: каким
образом он мог рассуждать о другой Диане, если прекрасно знал, что
настоящая Диана жила лишь в воображении Лео Таксиля. Несмотря на второй
раскол и все его скандалы, у Дианы все еще было достаточно почитателей,
независимых печатных органов, и каноник Мустель вместе с епископом
Гренобля до сих пор превозносили ее. Было очевидно, что дни заговора
сочтены, но смертельный удар ему еще не был нанесен.
Антимасонский конгресс. Расчет заговорщиков, очевидно, был на созванный
в те дни антимасонский конгресс в Тренто. Главной целью Лео Таксиля
было мистифицировать весь католический мир и заставить его
представителей вынести вердикт на основании своих откровений.
Тщательная подготовка к конгрессу состояла в том, чтобы тот стал
последним, убийственным аргументом против масонства. Рим отдал бы, так
сказать, третью часть тройного Петрова венца, чтобы обнаружить сатанизм
в ложах. Он не стал бы так самозабвенно доверять заговору Таксиля, если
бы сам не желал услышать то, что он говорил.
Таксиль на конгрессе. Ничего не доставило бы удовольствия Ватикану
больше, чем истинные свидетельства явления Люцифера во Франкмасонском
зале или Вашингтоне, и он поспешил бы объявить об этом всему миру.
Однако почтенный возраст католической церкви может быть не только
возрастом хитроумной опытности, но и возрастом действительно почтенным,
возрастом святости. Каждый правоверный житель той земли, в которой
почти не знают ни предрассудков, ни протестантизма, прекрасно отдает
себе отчет в том, что она не снизойдет до сотрудничества со лжецами и
надувателями. На конгрессе было многое сказано последними, но это не
застигло врасплох его участников. Лео Так-силю следовало бы понять, что
его дело точно проиграно, однако была еще слабая надежда на случай,
который мог бы позволить ему выкарабкаться из того затруднительного
положения, в коем он очутился.
Конгресс и Диана. В любом случае было ясно, что литературные опусы о
так называемом Палладии не пройдут незамеченными. Как заметил отец
Портали, эти произведения достигли такого размаха, что не уделить им
должного внимания значило бы совершить ошибку и подвергнуть себя
большой опасности. Творения Лео Таксиля и Мариотты и так имели широкую
известность, поэтому жало критики в основном было направлено на
пресловутые «Мемуары экс-палладистки». После оживленных споров, в
которых принимал участие и сам Таксиль, извергавший бесчисленные
оскорбления на головы тех, кому были интересны только проверенные
данные о Диане Воган — дата рождения, подробности обращения и крещения,
— вопрос был вынесен на обсуждение комиссии в Риме. Комиссия же,
отказавшись от расследования дела, так и не пришла к какому-либо
заключению. Единственным результатом ее слушаний было утверждение о
том, что «литературные поденщики, нанятые некими лицами в течение
последних месяцев, провоцируют неблагоприятные представления о
рассматриваемом предмете». Главными вопросами, ожидающими своего
решения, были следующие: (а) о существовании Дианы Воган, (Ь) о ее
обращении, (с) об истинном авторстве написанных ею работ.
Многочисленные уловки. 22 января 1897 года был объявлен вердикт.
Заговорщики предвидели, что благоприятное решение почти невозможно.
Несмотря на слабую надежду на удачный исход дела, они нашли выход в
нанесении комиссии различных оскорблений по любому представлявшемуся
удобным поводу. Перед сторонниками экс-палладистки стояла очень простая
задача — удостоверить факт ее существования. Им нужен был документ о ее
рождении, имени, крестившем ее священнике и епископе, позволившем ее
первое причастие. По очевидным причинам им это так и не удалось.
Постепенно выпуски «Мемуаров» один за другим переполнились поправками и
объяснениями, почему первое невозможно, почему сообщать что-либо по
остальным пунктам нецелесообразно. Заговорщики заявили, что законы о
регистрации в Америке, а более всего в Кентукки, чрезвычайно нестрогие.
Когда было отмечено, что, по показаниям свидетелей и ее личным
утверждениям, она родилась
в Париже, на это не последовало никакой реакции. Касательно имени
священника, примирившего ее с церковью, и епископа было заявлено, что
если эти данные будут преданы гласности, то станет известно место, где
расположен монастырь, в который она планирует удалиться после того, как
завершит свою миссию, и значит, ее жизни будет угрожать опасность. Как
бы то ни было, эти увертки, ложь, очевидная для здраво рассуждающего
человека, убедили многих, среди которых были не только простые
верующие, но и священнослужители.
Вопрос о Диане. И по сей день кажется удивительным, что кто-либо, а
особенно священник, мог лелеять надежды на то, что вопрос о Диане Воган
получит благоприятное разрешение; что кто-либо мог желать ее
окончательного триумфа, молиться за нее у алтаря Господа и служить
мессу. И все это после чтения постыдных страниц, на которых
литературное альтер-эго Лео Таксиля наносила оскорбление за
оскорблением не только облеченным в священный сан, таким как отец
Грубер (Grtiber) в Австрии и отец Портали в Париже, но и прелатам,
отказавшимся ей покровительствовать.
Энциклика «Humanum Genus». Здесь защитником католической церкви от
тайных обществ от своего имени в игру вступил Лео Так-силь — маскарад
близился к завершению. Он начал с того, что представил на всеобщее
рассмотрение множество таких возможностей для применения папского
рескрипта, какие и не снились самому верховному понтифику, когда он
выпустил энциклику «Humanum Genus». Таким образом, если бы общий
замысел провалился и он был бы опозорен, то у него было бы неплохое
оправдание перед верующими, хотя с другой точки зрения для автора
«Bible Amusante» (Забавной Библии) это было не важно. Наконец было во
всеуслышание заявлено, что мисс Воган скоро собственной персоной
объявится перед лицом своих врагов, чем заставит замолчать их злые
языки. Была назначена дата ее появления, вышли из печати ее путевые
заметки, описывавшие подробности ее путешествий по Франции, Бельгии,
Англии, Шотландии и Италии. Решающее собрание состоялось в парижском
Географическом обществе, в присутствии нескольких слепых приверженцев
экс-палладистки, а также представителей прессы.
Люцифер в ложах. Однако конференция Дианы Воган на деле оказалась
конференцией Лео Таксиля. Ее результатом было снятие как такового
вопроса о «Люцифере в ложах», или о замечательной леди, три, или даже
четыре года будоражившей умы, скандализировавшей и приводившей в
недоумение впечатлительных парижан. Некоторые из разыгрывавших эту
комедию сняли маски, и главный зачинщик, раздвинув занавес, вышел на
сцену, чтобы продекламировать эпилог пьесы и поклониться в знак
благодарности перед многочисленной и представительной публикой. Лео
Таксиль открыто признался в том, что все предприятие было обманом от
начала и до конца, что он никогда не был преданным католиком и что всю
свою жизнь он посвятил литературному мошенничеству и мистификациям. Что
до Дианы Воган, она была просто машинисткой, нанятой им на службу.
Сделанное им заявление являлось вершиной наглости и апогеем цинизма, в
свете которых перед всеми вдруг проявилась самая головокружительная
мистификация современности. И нет ничего удивительного в том, что
происшедшее спровоцировало митинг, на который собрались как одураченные
им простаки, так и изобличители обмана. Таксилю пришлось покинуть
здание собрания под защитой полиции. Он сделал попытку предстать перед
толпой в позе божественного комедианта, автора вселенского обмана,
потонувшего в одобрительных аплодисментах как награде, по крайней мере
за свой энтузиазм. Но он был не блестящим мистификатором, а всего лишь
корыстным авантюристом, движимым самыми низкими побуждениями и
использовавшим худшие из средств. В конце концов и он был вынужден
скинуть маску, после чего стало ясно, что произнесенная речь — не
ловкий ход блистательного мистификатора, а наглое прощальное напутствие
пойманного за руку преступника.
Церковь и заговор. Литература (в основном периодические издания),
коротко упоминавшаяся здесь в связи с этой историей, на самом деле
практически беспредельна. Только в одной Франции с возмущениями в адрес
Дианы Воган
выступило более четырехсот газет, книги же и брошюры, сейчас в
большинстве своем являющиеся раритетами, появившиеся сообразно случаю в
этой стране, Германии и Италии, внесли существенный вклад в масонскую
библиографию. Позиция, в которой оказалась католическая церковь, и
уроки, которые были из этого извлечены, одновременно и любопытны, и
весьма характерны. С одной стороны, наиболее острые и отрезвляющие
разоблачения антимасонского заговора были сделаны именно благодаря
католической прессе. Светские французские журналы в основном лишь
выражали недоумение и насмехались или же печатали статейки с
собственными версиями насчет фабрикации Лео Таксиля. С другой стороны,
некоторые весьма влиятельные церковнослужители доверяли заговору до
последнего.
Католическая критика. Много спустя, когда в результате католической
критики выяснилось истинное положение дел, свою авторитетную точку
зрения высказал монсеньор Фава (Fava): что Диана Воган действительно
существовала, что она прошла свое первое причастие, что это Финделем и
другими франкмасонами была сделана попытка мистифицировать католическую
общественность. Несмотря на посрамление, опустившееся на голову каждого
иерарха, посмевшего дискредитировать ее откровения, представитель
духовенства Англии продолжал ожидать ее оправдания и готов был
предоставить в ее распоряжение свою пресвитерию на тот случай, если она
вдруг окажется в Лондоне. Все это вполне сравнимо с поздравлениями в ее
адрес от викариев кардинала, папских секретарей и, по некоторым
сведениям, даже от папы — в тот период, когда никто еще не докопался до
истины. Хотя эти поздравления в принципе вполне объяснимы и, кроме
того, формальны. Те, кто их передавал, не подозревали, что их просто
заманили в ловушку. Однако сам факт их покровительства обману
впоследствии оказал им дурную услугу.
Дело против франкмасонства. Результаты обвинений церкви в адрес
франкмасонства оказались для нее плачевны. Их очень трудно было
оправдать перед трибуналом общественного мнения. И наихудшим для
духовенства было то, что, умышленно или нет, эти обвинения были тесно
связаны с теми, что были выдвинуты разоблаченными мошенниками, — это
сильно умаляло их ценность. Можно подумать, что чрезмерная доверчивость
некоторых католиков преподнесла им хороший урок и что масонам самим не
стоило бы усугублять этого положения. Однако урок, извлеченный
церковью, был несколько иного рода, чем можно предположить: предпринята
попытка направить рвение верующего человека по ложному руслу, но
преданные церкви души должны быть возвращены на поля истинных сражений.
Итак, ни о мире, ни о коротком перемирии не может быть и речи: чтобы
лишний раз расставить все по своим местам, следует разобраться в
событиях недавнего прошлого. «Забыть Диану Воган и вернуться к битве,
руководимой не лжеоткровениями авантюристов, но циркулярами папства:
таков мудрый совет католической комиссии». Таковы были увещевания отца
Портали, кому во многом было обязано разоблачение заговора. В
дополнение к сказанному он сослался на письма Льва VIII, раскрывающие
антихристианские и антирелигиозные планы масонства, суть которых
сводится к введению правления натуралистической идеологии на руинах
католической церкви.
Папское воззвание. Дух этих документов нашел ясное выражение в папском
воззвании к епископату Италии 8 декабря 1892 года. «Совсем не
достаточно быть хорошо подготовленными к противостоянию проискам этой,
пользующейся дурной славой секты. Необходимо самим нанести удар,
пользуясь теми же средствами веры, которые уже сослужили ей хорошую
службу в борьбе с язычеством». Полемика еще долгие годы продолжалась
все в том же духе. Не было таких обвинений, которые являлись бы слишком
недостойными обвинителей, не было аргументов слишком банальных для них.
Однако об этом рассказывается в другом разделе этой книги. Совершенно
очевидно, что законодательный центр католической церкви в гораздо
меньшей степени находился в сетях дерзкого мошенничества, чем пребывал
в плену самообмана собственного некритического духа.

Масонская энциклопедия